©gale-harold.ucoz.ru - при перепосте ссылка на сайт обязательна с указанием имени переводчика.

Gale Harold Video Interview OUT OF THE BOX, september 2016.

Interview with Gale conducted by David Bender, writer and director.

перевод: Анастасия Кисиленко Medveditsa.

использован транскрипт от Kinwad.

субтитры: Елена Рыбакова Elena Rybka. (скачать)

ЧАСТЬ 2.

Дэвид: Вы не просто «поучаствовали». Вы говорите, что сценарий был пугающим. Что вас пугало?

Гейл : Для меня в тот момент моей жизни… и по сей день это остаётся моим страхом каждый день – как хорошо сделать свою работу. И мне в большой степени, постоянно мешает моё собственное психическое состояние, мне очень трудно бывает расслабиться и просто делать свою работу. Поэтому я всё обдумываю дважды, трижды, чересчур всё анализирую. И я думаю, что меня пугало – смогу ли я прийти туда, смогу ли я вообще… Первая сцена, которую я читал перед Дэном, Роном и Линдой Лоуи, была очень длинной, это был монолог, знаете. А у меня нет никакого прямого личного понимания того, что значит быть мужчиной-геем. Я не знаю мира, в котором жил этот персонаж, в котором он действовал. У меня нет никаких звёздочек на фюзеляже в этом плане. Но передо мной был персонаж, он, в общем-то, распускал перья вовсю, старался заворожить этого мальчишку, а я не знал, как я буду это делать.

Дэвид: Вы читали роль с Рэнди?

Гейл : Нет, сперва я читал только перед директором по кастингу. Я познакомился с Рэнди уже позже, на пробах. Я познакомился с ним уже перед самым началом съёмок.

Дэвид: А вот тот монолог, вы сказали, что он распускал перья – вы не помните, это попало в сериал, это было в сценарии?

Гейл : Это было… что-то такое… «Ты идёшь или уходишь? Или кончаешь, а потом уходишь?» Что-то перед этим. Он вроде как заявляет – теперь ты в моём мире. Ты можешь уйти или остаться. Но это и есть причина того, что мой мир таков, какой он есть. Вот мы с тобой. И хватит ли тебе смелости?

Дэвид: И вот… это произошло. Тогда вы этого не знали, но знаете сейчас, оглядываясь назад, и забавно, как память устроена, у меня был разговор с… простите моё хвастовство - с Гором Видалом. Он говорил о том, что мы только думаем, будто помним что-то; на самом деле, чаще всего мы помним воспоминания о наших воспоминаниях.

Гейл : Да.

Дэвид: Вот почему его мемуары называются «Палимпсест» - это не совсем воспоминания. Вы рассказывали эту историю, думали о ней, вспоминали её, и сейчас уже много лет прошло с тех пор, это было 16 лет назад. Вы помните свои ощущения, когда вам сказали, что вы получили роль?

Гейл : Я помню, как мне сказали, что меня взяли на роль, что я буду играть Брайана Кинни в сериале. Я помню… как бы странно это ни звучало, я помню, такой момент тишины, знаете. В том смысле… что ты будешь делать теперь? Что ты будешь с этим делать? И… Это… Это действительно воспоминание, это не какая-то версия воспоминания, ничего не накладывается, это именно то, что произошло – «ты получил роль, ты должен выезжать [на съёмки] через два дня, если возьмёшься за неё, что ты об этом думаешь?» И я сказал – с одной стороны, у меня есть 70 центов. С другой стороны – у меня есть 70 центов. Нет, правда… я просто решился, знаете. Я знал, что… если я смог заинтересовать их настолько, что они захотели работать со мной, значит, я добился того, чего до сих пор в жизни мне добиться не удавалось. Это совершенно новый этап в моей жизни. Я вырос в Атланте, как мы уже миллион раз сказали, у меня в юности были друзья-геи, и я знал, что они геи, и я знал таких людей в моей церкви, и я знал геев, которые были друзьями моих друзей. Кроме того, я знал про Оскара Уайльда, знал про Жана Жене, знал про Теннесси Уильямса, знал их скорее как писателей, особенно Уильямса, потому что никогда не видел постановки его пьес на сцене. И многое из того, что я любил, в плане искусства, тех вещей, что привлекали меня, которые заставляли меня задуматься и сказать – это то, с чем мне хотелось бы поработать когда-нибудь, или я хотел бы встретиться с этими людьми, или попасть в эти миры. Я почувствовал такой лёгкий оттенок радости от того, что меня берут в эту команду. Меня в некоторой степени вводят в новый мир, и меня это вдохновило, я очень хотел хорошо сыграть эту роль. Но, как я сказал, мне было страшно, потому что я не знал, что делать, как… помимо того, чтобы произносить реплики и выполнять физические действия, передавать чувства моего персонажа, была еще огромная часть этого мира, которая… В смысле, это был заряженный пистолет, понимаете? А у меня не было пуль для этой роли.

Дэвид: Однако вы стреляли не холостыми. Но я слышу от вас то, о чём не задумывался раньше, я читал это, но до меня это не доходило. Вам было тридцать лет, правильно? И у вас до сих пор не было постоянной актёрской работы, ничего такого, что могло бы вас научить… неважно, роль гея или натурала, это было…

Гейл : Да. Я снялся в одном очень малобюджетном фильме. С прекрасными людьми, которые стали моей первой семьёй на съёмочной площадке, первой… то есть, вне театра. Как ходить, говорить, как работает камера, что нужно, чтобы сделать фильм.

Дэвид: Как долго это продолжалось?

Гейл : О, всего, может быть, недели четыре, знаете. Так что да, я всё еще был крайне, крайне неопытным. Крайне неопытным. Удивительно, что я вообще, блять, мог попасть на нужную отметку, знаете(Обычно крестики или цветные наклейки на полу съёмочной площадки, отмечающие место, где нужно остановиться, войдя в кадр, и т.п.).1 Потому что всё выглядит иначе, когда ты на съёмочной площадке, в отличие от театральной сцены, где зрители сидят перед тобой.

Дэвид: И вот вы сели в самолёт и полетели в Торонто. Вы бывали в Торонто когда-нибудь?

Гейл : Нет.

Дэвид: Ну хорошо. И что дальше – вас ждала машина в аэропорту?

Гейл : Я прилетел, вышел из аэропорта, взял машину, поехал в город, пришёл в продюсерский офис, где мне тут же сказали, что из-за какого-то недоразумения с моим паспортом или разрешением на работу я должен ехать в Буффало, чтобы нормально пересечь границу. Я сел в машину, поехал в Буффало, снова пересёк границу и наконец-то действительно оказался в Канаде. Я приехал в провинцию Онтарио, чтобы работать в городе Торонто, у меня был американский паспорт, и я мог законно работать. Так всё это началось. После чего я отправился на примерку и встретился с Шейлой Хокин, с Дэном и Роном – с ними я раньше уже встречался, но тут мы по-настоящему познакомились. Поехал в отель Саттон-Плейс и мне сообщили, что мой первый день съёмок – это примерно восемь часов… секса. Мы будем снимать сцены секса. И, думаю, следующее, что я сделал – пошёл и купил бутылку виски Jameson, вернулся в мой номер, надел наушники и прослушал первый альбом The Stooges раз тридцать, пока меня не сморил сон. Я проспал весь уик-энд и вышел с чистой головой.

Дэвид: У вас был день как у Ашера, он бы тоже это пил. И я хочу спросить Ашера, у нас всё в порядке в кадре сейчас?

- (Голос Ашера, очевидно, режиссёра) Да, всё в порядке, спасибо.

Дэвид: Значит, вот та первая сцена, те первые восемь часов – они были с Рэнди?

Гейл : Да.

Дэвид: Вы с ним впервые встретились на площадке?

Гейл : Нет-нет, мы познакомились на пробах, когда вместе читали сцены для телеканала. Мы отыграли вместе пару сцен, у нас были какие-то диалоги. Мы уже виделись до того, как попали на съёмочную площадку в тот первый день, но это всё равно был разгон от нуля до ста.

Дэвид: задам вам личный вопрос. Вы знали, что он гей, и знали ли он, что вы натурал, в тот первый день?

Гейл : Не знаю, было ли ему известно, гей я или натурал, и я не знал, гей он или натурал, я не… Я не знаю, когда… не помню, был ли у меня вообще с ним такой разговор. По-моему, у меня ни с кем такого разговора не было. Я не считал, что это важно, и не считал, что это вообще моё дело. Думаю, я довольно скоро понял, кто есть кто, и почему они те, кто они есть.

Дэвид: Единственное, чем это могло бы помочь – как вы сказали, у вас не было «звёздочек на фюзеляже», а он был молод, но, по крайней мере, этот мир не был ему совершенно чужд. Это помогало?

Гейл : Я думаю, это один из тех… Этот вопрос о том, был ли мир, историю из которого мы снимали в тот первый день, ему совершенно незнаком, всё-таки он гей, а я нет; я думаю, раз уж мы заговорили об этом, что происходило на самом деле, как я помню – было неважно, гей он или нет, неважно, гей я или нет. Поскольку то, что происходило – вот этот человек и этот человек сбросили всю свою одежду на пол, а вокруг нас была съёмочная группа с двумя камерами, одна на тележке, другая статичная, и мы изображали секс с завтрака до ужина. И мы должны были делать это правдоподобно, разумеется, потому что мы рассказывали историю внутри этого секса. Я был ведущим, он нет, но мы должны были взаимодействовать друг с другом так, чтобы это имело смысл в предлагаемых обстоятельствах. Что двигало им, что двигало мной, что я знал и как относился ко всему этому. Мы оба быстро набросали схему и затем использовали всё, что могли, технически, чтобы войти в образ и постараться найти те чувства, которыми должна быть наполнена сцена.

Дэвид: Гораздо позже, как мне сказали Дэн и Рон, они пытались подойти к этому не так, как в начале, то есть, представить это как танец, как хореографию, а не просто чтобы вы раздевались и приступали к делу. Вы тоже чувствовали эволюцию того, как вы это делаете, что со временем это становилось более хорошо продуманным?

Гейл : Безусловно. Отчасти это была просто наработка навыков. То есть, когда делаешь сцену драки или сцену танца, они всегда хореографически поставлены, зачастую ради безопасности прежде всего, но в конечном итоге для того, чтобы то, что мы делаем, выглядело красиво и гладко. Безусловно, это стало частью… Но трудно… мне было трудно поначалу требовать от людей, с которыми я работал, будь то актёры, режиссёры или продюсеры, как бы осознать то, что это не сцена драки. Мы должны построить и отрепетировать её так же, как сцену драки. Но это не сцена драки. Я могу подвести действие к первым десяти секундам драки или танца, и всё будет замечательно. Но здесь есть и что-то еще, верно? И это всегда превосходит по важности технические аспекты. Поэтому техническая часть накладывается уже поверх этого. И в результате, если ты знаешь, что делаешь, и почему ты это делаешь, и сколько на это нужно времени, то ты можешь чувствовать себя свободно. В противном случае мне кажется, будто я на сцене, я раздет догола, и буду на ней до конца времён. Сколько раз мы должны это делать? Что в кадре, каков ракурс? Давайте рассчитаем всё это, и тогда мы сможем начать сцену и сыграть её в полную силу, а потом перейти к следующей сцене и успеть больше работы сделать.

Дэвид: Как выясняется, вы научились «попадать на свою отметку» почти интуитивно, потому что важна еще и способность переходить к следующей сцене.

Гейл : Безусловно.

Дэвид: Вы сказали, вам очень повезло, что это был Рэнди.

Гейл : Да.

Дэвид: Но это мои слова; я прошу вас произнести эту фразу и объяснить, почему.

Гейл : Мне очень повезло, что моим партнёром, с которым я в основном работал в QAF, был Рэнди Харрисон. Для меня это было удачей по нескольким причинам. Прежде всего, он невероятно талантлив. И мы с ним, по милости Господней, разделяем наши пристрастия в кино, литературе и музыке. Мы с ним поладили, отчасти потому, что у нас одинаковые вкусы, отчасти потому, что мы оба из Атланты, мы чувствовали такое, знаете, товарищество. И для меня была подарком возможность начать на такой ноте, потому что мы могли войти в этот мир и не найти контакта. А мы нашли контакт, мы стали друзьями. Мы были не просто партнёрами по работе, мы были друзьями. Мы могли разговаривать о многих вещах в любое время. Мы виделись и помимо работы, слушали пластинки, смотрели фильмы, и так далее. И это было вроде как необходимо. То есть, это не было необходимо, но было очень приятно, что мы смогли наладить контакт. Иначе мы, вероятно, поубивали бы друг друга, знаете.

Дэвид: И вам прекрасно известно, что это не всегда происходит.

Гейл : Верно. Верно.

Дэвид: Я читал ваши слова… Я прочёл это всего три дня назад и до сих пор в восторге, и сейчас удачный момент, чтобы перейти к этому. Шэрон Глесс – она выбрала свою роль, не роль выбрала её – стала в своём роде матерью для вашего персонажа. Расскажите о Шэрон, а потом я хочу задать более конкретный вопрос. Начните с её имени.

Гейл : Мы поговорим о фантастической актрисе, которая играла Дебби Новотны – Шэрон Глесс. Шэрон, помимо всего прочего – и я не разбрасываюсь такими словами – крутейшая в самом лучшем смысле слова. Она сильная, остроумная, она полна страсти, у неё огромное сердце, и она вложила всё это, умножив в тысячу раз, сто тысяч, миллион, в персонаж Дебби, которая была такой бесстрашной… защитницей своего сына и его друзей, и сексуальной ориентации своего сына, избранного им пути, пусть даже он не мог оставаться на нём иногда. Она поддерживала его в том, чтобы он был собой. Во многом это возникло из её отношений с её братом Джеком (Гейл называет дядю Вика именем игравшего его актёра, Джека Уэзеролла ).2 И Шэрон действительно… она была ядром всего сериала, знаете. Не только для персонажей, но и для актёров. И я думаю, что из всей нашей работы, из сделанного мной, сцен, в которых я участвовал – из всех этих сцен та, что цепляет меня больше всего, это сцена, в которой я снимался с ней. Когда Шэрон, то есть, Дебби как бы отчитывает меня, моего персонажа за его страх, и враньё, и саморазрушение. Но потом мы выкуриваем косяк и примиряемся, и здесь, я думаю, вы можете видеть, как раскрывается глубокая связь этих персонажей, которая для моего персонажа, Брайана… Знаете, он такой амбициозный, целеустремлённый мужчина-гей, который является мужчиной-геем для всех. Он ничего не скрывает. Но если заглянуть глубже, это его изматывает. Это отнимает у него много сил, но у него нет никакой опоры дома. Его отец хотел свернуть ему шею, его мать почти психопатка, и его сестра была… Поэтому персонаж Шэрон, Дебби, была для него опорой, и будучи подростком, я даже не понимал, кем она была… кем она была в моей жизни. И Шэрон очень на неё похожа, она такая прочная скала. И я видел в ней Шэрон как Дебби и Дебби как Шэрон, и чувствовать всё то, что было необходимо для той сцены. И мы просто вернулись «на домашние зелёные луга» (цитата из песни), знаете.3

Дэвид: Вы только что сказали о том, что Брайан… из-за того, что он так безоговорочно утверждал себя как мужчину-гея – это изматывает, когда делаешь это постоянно, когда ты должен всегда таким быть. И всё же время от времени мы видим его уязвимость, из-за чего та сцена была еще более впечатляющей, поскольку он не так легко подпускает к себе людей. Вы видели Шэрон как Шэрон/Дебби - Дебби/Шэрон. В какой степени Брайан/Гейл - Гейл/Брайан это стало для вас?

Гейл : Я думаю, персонаж Брайана и то, как я играл этот персонаж… Помимо того, что я выгляжу как этот персонаж, потому что я тот человек, который играет его, я не уверен, сколько в нём от меня самого. Я не настолько целеустремлён. Я не настолько бесстрашен в подобных обстоятельствах. Не настолько готов к открытому конфликту. Не имею такого ясного представления о себе, знаете. Его уверенность в себе очень специфична, и я думаю, что он… как, по-моему, я это передавал – что у него было представление о себе, и порой он навязывал его людям или бросал им в лицо, как перчатку. И говорил – «я такой, если тебе не нравится, катись нахуй». Он использует это как своего рода мантру, и… я не разделяю этого с ним, знаете. У меня нет причины для этого. У него был свой собственный крестовый поход, в котором он сам выбрал сражаться. И у него были все основания делать это. Это был его механизм выживания. Как и то, что он развлекается за счёт других людей, потому что ему очень нравится ебать им мозги. В нём есть некоторый макиавеллиевский оттенок. Я думаю, это сильно проявляется в его работе, в том, как он общается с людьми, либо теми, у кого он просит денег, либо теми, кто обвиняет его в надувательстве, когда он создаёт не тот проект, который показывал им на презентации. Вот эти черты существовали только в сценарии, и я только произносил его слова, понимаете?

Дэвид: Спустя несколько лет сценаристы начинают писать в соответствии… мы видим это почти в любом персонаже, которого наблюдаем больше пяти минут – они пишут в соответствии с тем, как его играет актёр. У вас было когда-нибудь ощущение, что вы помогаете росту Брайана? Что его развитие обусловлено тем, каким вы его делаете?

Гейл : Я не знаю, могу ли я определить что-либо… смогу ли вспомнить какой-то поступок Брайана за пять лет, было ли что-нибудь в том, как написан персонаж, результатом наблюдений Дэна и Рона, или других сценаристов, за тем, как я играю его. Я не знаю. Не знаю.

Дэвид: Я хочу спросить вас об одной конкретной вещи, это будет важно потом для монтажа нашего разговора. Одной из тех вещей, которые всем нам, зрителям сериала, было тяжелее всего смотреть, но ставших при этом незабываемым переживанием, был тот эпизод, когда Брайан, который не делает того, что ему не нравится, что не служит его интересам, решает прийти на выпускной бал Джастина. И мы знаем, чем это кончилось. Я пересматривал этот эпизод на днях, и для меня по-прежнему почти невыносимо это видеть. Вы его видели с тех пор, как он впервые был в телеэфире?

Гейл : Я видел эту сцену… может быть, года три назад. Приблизительно три. Как любой актёр, ты отчасти смотришь на самого себя, следишь за подачей, видишь неопровержимое свидетельство того, что мой партнёр раз этак в сто лучше танцует, чем я. Но мы выкрутились, благодаря монтажу и движению камеры. Но аспект этой… Эта сцена, эта сюжетная линия и тогда, и сейчас по-прежнему в каком-то отношении… за пределами… за пределами моего жизненного опыта. Мне никогда не приходилось такого переживать – слава Богу. Никто из моих близких, из тех, с кем я был так же сильно связан, не проходил через такое. И я думаю, что в плане сценария, того, как это было выстроено, этот его красивый жест, его поступок, как персонажа… отчасти это было воплощением его собственной философии свободы, правды и честности. Но во многом это и спектакль, во многом это… писькомеряние. И для меня… это одна из самых интересных вещей во всей этой истории, потому что вы видите их двух мужчин, которые вроде бы влюбляются друг в друга, может быть – а может, и нет, но один из них по-настоящему начинает пробираться в душу другого. И вы можете подумать, что тот, кто пробирается в душу другого, и будет тем, кто контролирует ситуацию, но в этих обстоятельствах контроль в руках младшего из них. И я думаю, в этом был еще и выпендрёж – «я выведу тебя танцевать, я покажу всем, пусть увидят. И если у кого-то будут с этим проблемы, они могут после со мной поговорить». И реальное развитие событий обрушивается на него таким ужасом, какого Брайан и представить себе не мог. Это просто ад на земле. И вина, и то, что «контроль» для него здесь было ключевое слово – «я контролирую мою жизнь, я сделаю заявление» - и всё это оказывается отнятым в один миг.

Дэвид: И вы не знали, что всё это произойдёт, пока не получили сценарий, да?

Гейл : Я не знал, что… Честно говоря, я не помню, как именно я узнал, чем всё это обернётся.

Дэвид: Как правило, вас не предупреждают заранее.

Гейл : Не предупреждают. О чём-то да, но не обо всем. То есть, я знал, что мы будем танцевать, потому что мы ставили танец, но о том, что… И когда это произошло, это просто… Вот почему – возвращаясь к тому, о чём мы говорили, о том, как мне несказанно повезло, что вместе со мной в этом сериале играл Рэнди Харрисон – потому что он очень нравился мне как человек, я по-настоящему доверял ему, очень хотел работать с ним и очень его уважал, потому что знал, насколько он талантлив, я знал… то есть, мы могли спорить из-за каких-то идей, и иногда он был прав, а иногда нёс херню, но мы могли продолжать двигаться вперёд. И если бы я не относился к нему так, я бы не смог так глубоко погрузиться в мою реакцию на то, что с ним случилось, знаете. Потому что он был моим другом. Он любовник моего персонажа, но он и мой личный друг, человек, который был и сейчас остаётся очень дорогим для меня.

Дэвид: Вот что я имел в виду, спрашивая, пересматривали ли вы эту сцену. Да, вы смотрите на неё как актёр на свою работу, но наверняка у вас возникает и внутренняя, личная реакция.

Гейл : Да.

Дэвид: Догадываюсь.

Гейл : Да. Когда я пересматриваю танец, нападение и сцену в больнице, и всё это… это навеки выжжено в моей памяти. Эти воспоминания легко возвращаются, и так всегда будет, потому что это… для меня это было очень важно. Для всех нас, я думаю.

Дэвид: Вы понимали, насколько это важно для зрителей?

Гейл : Нет. Совсем нет.

Дэвид: В какой момент… было ли это во время показа сериала или после, когда вы поняли, насколько происходящее в нём – а происходило многое, не только нападения на геев, не только наркозависимость персонажа Скотта, не только ВИЧ-положительный статус персонажей Бобби или Вика – насколько вы осознавали во время показа сериала по ТВ, что все эти вещи находят отклик у людей в мире?

Гейл : Истории, которые рассказывались в сериале, которые были на пару шагов глубже, чем поверхностные, создающие его контекст танцы, трах, смех, еда и так далее – те вещи, которые были стержнем сериала: что происходило с персонажем Бена, что происходило с Виком, нападение после танца, та сцена с Брайаном и Джастином… Я лишь спустя какое-то время стал узнавать, как эти вещи влияли на людей. В начале я что-то слышал, но по большей части это для меня звучало очень абстрактно, потому что мне было очень трудно увидеть общую картину. Я тогда всё еще пытался разобраться в том, что делаю, не опозориться и сделать всё правильно. Может быть, когда мы вернулись для съёмок второго сезона… Время от времени кто-нибудь подходил ко мне на улице и что-то говорил. А я всё еще чувствовал себя очень неуверенно в этом мире. Было множество личных впечатлений, совпадений, реакций, вызванных сериалом, и когда с тобой заговаривает человек, у которого они возникли, другими словами, зритель, который смотрел сериал, рассказывает тебе о них – это нелегко слышать. Это очень нелегко слышать. И отчасти, думаю, это инстинктивное чувство, мы блокируем… то есть, я, как актёр, стараюсь сохранять определённую дистанцию между собой и персонажем, когда играю его, чтобы не потеряться где-то посередине. И иногда, когда люди делились со мной своими чувствами, иногда со слезами счастья, иногда с тяжёлыми воспоминаниями – мне казалось, что я не заслуживаю знать это. Мне не полагается быть посвященным в это, понимаете. Меня от этого слегка коробило.

Дэвид: Когда вы еще снимались? Когда сериал был в эфире и вы были Брайаном?

Гейл : Да, когда сериал был в эфире, и иногда, играя сцену, я думал о том, как она повлияет на людей, потому что теперь я стал получать отзывы, понимаете. И мне приходилось отгораживаться от этого, я не мог позволить себе об этом всерьёз задумываться, потому что тогда я бы играл сцену с другим актёром, и нас окружали бы эти призраки тех, кто находится в тысяче миль от нас. И я ничего не мог бы с этим поделать.

Дэвид: И интернет тогда еще только появлялся, он еще не был вездесущим, еще нельзя было просто включить свой телефон, и там…

Гейл : Да.

Дэвид: Мы еще доберёмся до этого, но прежде чем мы покинем Торонто и «Вавилон» - я потрясён, буквально ошеломлён тем, как этот сериал предсказал те вещи, которые стали происходить много лет спустя. Например, брак – у нас была короткая сцена, которая, видимо, не попадёт в фильм, но идея была в том, нужен ли брак вообще, хорошо ли это. И многие люди в ЛГБТ-сообществе, особенно мужчины-геи, говорят, что это просто уподобление натуралам. На черта нам вообще нужен брак? И это точка зрения вашего персонажа. И в то же время молодые люди говорят – «нам это нужно, потому что мы хотим быть собой». Это идёт снизу вверх. Когда вы снимали сериал, брак еще почти нигде не был легальным; были гражданские союзы в паре штатов, и в Массачусетсе приняли закон как раз когда шёл сериал. В Канаде – где заключили брак персонажи сериала. Вам тогда приходило в голову, что вы рассказываете вымышленные истории, которые скоро станут правдой? У вас было ощущение, что это предвестие будущего, когда вы снимали эти истории?

Гейл : Истории, которые мы рассказывали, и которые стали… или были в каком-то смысле пророческими, сбывшимися в реальности позднее… Концепция брака, его идея и потенциал – да, мой персонаж называл это уподоблением. Он говорил об этом с презрением. Я, как актёр, понимаю, что это во многом исходит от его семьи. Зачем нужно копировать ту катастрофу, которую представляет из себя традиционный брак, независимо от того, кто в нём состоит? Хоть кто, хоть попугай и гусеница – всё кончится слезами. И зачем терять на это время? В жизни еще столько радостей. Но когда мы делали сериал, снимали эти сюжетные линии… я думаю, мы еще чувствовали себя настолько в стороне от мейнстрима – в том плане, что еще шло на телевидении, какие истории рассказывались в прайм-тайм, и так далее. Мне казалось, что мы этакие нежеланные пасынки, и всё, чем мы занимались, было вроде как, знаете… ради собственной гордости, это не распространится на прочее население. И когда это случилось, мне казалось, что я не могу утверждать, будто в этом есть моя заслуга. Когда шли съёмки, мы просто рассказывали истории тех людей, которые были попранными, отверженными, которые хотели свободы и равных прав с остальными.

Дэвид: Питер сказал, что по его убеждению без Queer As Folk, без, может быть, «Американской семейки», шоу Эллен и некоторых других нам бы не удалось продвинуть идею равноправия так быстро, как это было сделано. Хотя кажется, что на это ушло много времени, когда это наконец случилось, то случилось довольно быстро по сравнению, скажем, с другими гражданскими правами. Оглядываясь сейчас назад, вы видите, какое влияние было оказано сериалом?

Гейл : Да, теперь, когда прошло время, это намного легче понять, оглядываясь назад. К тому же, легче оценить ход развития в перспективе, и… возвращаясь к тому, о чём будет ваш фильм, ваш проект – силу телевидения, силу продвижения идеи на телевидении, они огромна. И это как бы накапливалось в течение долгого времени, появляясь по чуть-чуть то там, то сям. Это в своём роде кривая роста или какой-то график индекса, когда вот он идёт прямо, прямо, прямо, а в какой-то момент взлетает до небес. Идея становится слишком мощной, обретает большой вес, её поддерживает много людей, появляется большее понимание, осознание. Вы не можете отрицать правду, реальность, которую видите вокруг себя – что это такие же люди, ваши сограждане, которые живут с вами на одной улице, ходят с вами в одну церковь, это люди, рядом с которыми вы выросли. Это просто усваивается, становится привычным.

стр. 3, стр. 1