Ссылка на перевод при перепосте обязательна. Спасибо за понимание.

Мит энд грит с Гейлом, суббота, 29-3-2014, Бильбао.

Перевод : Анастасия Кисиленко Medveditsa.
оригинал транскрипта: LJ Kinwad.

(фото с мит&грита нет вообще, картинка просто для затравки)

Гейл: Кто начнёт?

В: У меня есть вопрос.

Гейл: Ладно.

В: Как по-вашему, если бы ваш персонаж в фильме «Верность с помехами»(Low Fidelity) не встретил свою первую любовь, он бы всё равно ушёл от жены?

Гейл: Нет.

- Вы так не думаете?

Гейл: Нет, я так не думаю. Тогда он бы не смог видеться с ребёнком.

- Но ведь в конце, когда вы с ней в парке, вы там с ребёнком.

Гейл: Это известно, это просто известно.

- Понимаю.

Гейл: Вы видите наши отношения. И это уже после всей причинённой боли. Так что нет, я думаю, они оба были несчастны, но они были несчастны потому, что несчастен был он – он не мог быть с той женщиной, с которой действительно хотел быть, еще до того, как познакомился со своей женой. Я понятно говорю?

- Да, спасибо.

В: Что вы изучали, готовясь к роли в «Крупицах правды»? Вы играли человека, у которого…

Гейл: Агорафобия.

- Да. Как вы готовились к роли Моррисона?

Гейл: Ходил по тротуарам Нью-Йорка и пугался. Может, вы видели ту сценку в передаче Saturday Night Live… Такое чувство, что я выдаю свой возраст; я никогда об этом не рассказывал. Знаете Джона Ловитца, актёра-комика? Он работал в Saturday Night Live, где-то в 90-х, может, конце 80-х годов, не помню точно. И у него была такая сценка, где он попадает на небеса, умирает и попадает на небеса. И вот он стоит перед жемчужными вратами, ждёт, когда выйдет святой Пётр, стоит в очереди – ну, такое типичное стояние в очереди, когда хочешь попасть куда-то. И он спрашивает святого Петра – надеюсь, я правильно помню – он спрашивает, «что самое отвратительное я съел в своей жизни». Кажется, он просит ответить на один вопрос, прежде чем пройти в ворота. И тот ничего не говорит. Он не хочет даже отвечать на этот вопрос. «Ты не хочешь этого знать». И он начинает допытываться, мол, ну почему, я что, съел волос, я съел таракана? И его версии становятся всё более и более нелепыми, пока он добивается ответа от святого Петра – «отвратительнее, чем это?» Он продолжает и продолжает, и когда он вот-вот должен был уже узнать, что самое отвратительное он съел в жизни, ворота открываются, и он должен пройти в рай. И он не сможет больше задать этот вопрос, на этом всё.
И я помню, как обсуждал с Дженнифер эту сценку, потому что у меня нет агорафобии, но мне нужно было найти какой-то способ по-настоящему прочувствовать это, понимаете? Я работал во многих ресторанах, видел разные неприятности, происходившие с едой. Однажды я уронил пиццу на пол, поднял её и подал. И вот этим я и воспользовался. То есть, что самое омерзительное, к чему вы прикасались в жизни? Как когда я снимаю телефонную трубку [в фильме]. Иногда противно это делать. Словом, я хотел, чтобы это выглядело просто и достоверно. Идёшь в музыкальный магазин, ищешь какую-то запись, хочешь что-то купить, и пока роешься в дисках, замечаешь там салфетку. Откуда эта салфетка, носовой платок? Кто к нему прикасался?

- Мне кажется, в конце всё слишком быстро происходит. Я работала в психиатрии…

Гейл: Где вы работали?

- Я когда-то работала в психиатрии. I worked once in psychiatry.

Гейл: В..?

(Зал объясняет)

Гейл: О, извините.

- И я считаю, что вы очень хорошо сыграли роль, но конец был всё-таки слишком поспешным.

Гейл: Его слишком легко отпустило.

- Да. Зная таких людей… но это ничего.

Гейл: Думаю, она [Дженнифер] пыталась найти способ, как оба этих персонажа могут измениться после их встречи и общения. Потому что её… то есть, да, у него агорафобия, но её проблема намного мрачнее, то, что она пережила, намного тяжелее. Так что надо было придумать что-то. Такой фильм трудно закончить. Трудно завершить эту историю в рамках фильма, понимаете?

-Думаю, этим он мне и нравится.

Гейл: К тому же, у нас уже время было на исходе.

В: Чем вас привлекла актёрская профессия?

Гейл: Я не знаю на самом деле, правда. То есть, думаю, что я смотрел на других актёров, как они играли. Когда это убедительно, это очень интересно, знаете. Это очень стимулирует и вдохновляет, когда ты вроде как растворяешься в чём-то.

- Для вас есть разница, хорошая роль или плохая?

Гейл: Разница есть, когда берёшься за какую-то работу, а потом жалеешь, что взялся за неё. Да, есть. И иногда ты думаешь, что делаешь что-то одно… когда ты снимаешься, а потом видишь, что получилось что-то совсем другое. Или вообще не существует, так и не попадает… Если ты сам не режиссёр или не продюсер, это не твоё, не твоя игра, не твоя работа. Ты приходишь, играешь свою роль, уходишь, и потом может произойти что угодно. И тут важно уметь каким-то образом забыть об этом, прежде чем всё будет плохо, понимаете? В этом сложность, когда ты берёшься за какую-то роль, которую ты не хочешь играть, но тебе нужно продолжать, хотя ты можешь столкнуться с чем-то очень неприятным. А иногда то, что тебе кажется ужасным, оказывается самым радостным, потому что ты кого-то встречаешь или с кем-то работаешь, пусть даже это не попадает на экран. Никто не знает этого заранее. Всё равно что встретить кого-то в парке или в магазине, и ты чувствуешь, что вы с этим человеком близки в чём-то. Может быть, ты единственный раз в жизни разговариваешь с этим человеком. Я работал с такими людьми – мне не нравилось то, что я делаю, то, что они делают, мне не нравилось, как всё выглядит, я всех ненавидел; но вот этот человек, день, когда мы работали вместе – это было очень важно, понимаете?

- Можете привести какой-то пример? (смех)

Гейл: Нет, нет. Это тайна.

В: Я заметила, что с несколькими людьми вы работали не один раз, например, с Барбарой Барри в «Законе и порядке» и «Отцах и детях», а также с Лорен Стемайл, которая играла вашу жену… Её ведь так зовут, Лорен? Она играла вашу жену в…

Гейл: Лорен Стемайл, да.

- Она была еще в «Тайном круге».

Гейл: У нас с ней не было совместных сцен.

- Да, я пыталась вспомнить, появлялись ли вы с ней в одной сцене. И еще девушка – простите, не могу так быстро вспомнить имя – которая играла вашу сестру в «Отцах и детях», снималась и в «Крупицах правды», кажется?

Гейл: Лиза?

- Да. Она не…

Гейл: Хммм… нет.

- Её зовут Лиза Эдельштейн?

Гейл: Да. Нет, она играла в «Отцах и детях», но её не было в «Крупицах правды».

- А кто играл мать Дженнифер…

Гейл: Нет, нет, это была не она.

- Кто играл мать Дженнифер в «Крупицах правды»?

Гейл: У кого-нибудь есть компьютер? [Чтобы погуглить, видимо. – прим. перев.] Это не попадёт на DVD. (смех)

- Вы с Лизой Эдельштейн играли только в одной сцене?

Гейл: Нет. Нет, Барбара играла мою мать, а Лиза мою сестру. Мы вынуждены были терпеть друг друга. Не как реальные люди – наши персонажи были очень агрессивными. Я ей не нравился, и она мне тоже.

В: Вы готовитесь к роли каким-то особым образом?

Гейл: Пытаюсь создать историю [персонажа], знаете, чтобы его поведение было убедительным и логичным, что бы ни случилось. Знаете, на определённые вещи вы всегда реагируете одинаково, и есть многие вещи, на которые вы реагируете похоже, пусть даже они происходили с вами всего раз в жизни. Это поведенческое, вы с этим вырастаете. А бывают персонажи с какой-то яркой отличительной чертой, например, с агорафобией. Я сам почти не замечаю людей, к которым могу случайно прикоснуться где-нибудь. И метро мне очень помогло, правда. Поездка в час пик, в пятницу после обеда может быть довольно экстремальным опытом, знаете. Но не так плохо, как в лондонской подземке. [От переводчика: Не знаю, с чего вдруг речь зашла, но the tube – это название именно лондонского метро, нигде в Штатах оно так не называется.] Там хуже всего, очень жарко. Может быть совсем скверно.

- А попробовали бы вы еще в Китае. Или в Индии.

Гейл: Представляю, да.

В: Вам нравится Берлин?

Гейл: Мне очень понравился Берлин, да.

- Что вам больше всего понравилось?

Гейл: Очень много всего.

- Он очень изменился.

Гейл: Да. Я впервые попал в Берлин где-то в 2006-м… 2005-м. И потом приезжал еще на кинофестиваль, а сейчас у меня там живёт друг. Я виделся с ним пару раз. Есть такой парк… Не вспомню название, маленький такой, сквер примерно в миле от Потсдамской площади, может, в двух милях. Это очень популярное место, очень населённое. Там здорово.

- Это Кастаниен-аллее?

Гейл: Нет, нет. Я пытаюсь вспомнить…

- Шарлоттенбург?

Гейл: Шарлоттенбург?

- Я не знаю.

Гейл: Нет, нет, минуту, сейчас. Пренцлауэр-Берг!

- Пренцлауэр-Берг.

Гейл: Пренцлауэр-Берг! Не помню, к чему я это начал, но это Пренцлауэр-Берг. Там есть такой парк, и в нём потрясающий блошиный рынок. По выходным, по-моему, там один человек продаёт виниловые пластинки. Это просто офигенно, невероятно. И очень дёшево. И через улицу маленькое кафе, на углу, очень хорошее. Почти закусочная.

- Маленький блошиный рынок или большой?

Гейл: Нет, он занимает весь парк. Там и фермерский рынок, и антиквариат, что угодно, и очень хорошая еда, и у этого парня с пластинками тоже есть свой стенд. Еще там есть музыкальный магазин, он называется Record Shop. У него английское название, вывеска на английском, но владеет им немец. И ресторан, который называется «что-то там Barba» [ Muret la Barba – перев.], великолепный итальянский ресторан. Не помню точно название. Вот и всё, что я знаю в городе. Я недолго там был, на самом деле.

В: Какую последнюю пластинку вы купили?

Гейл: Какую последнюю пластинку я купил… (задумывается надолго) Пожалуй, последнее, что я купил, было… это была новая пластинка… Я совсем угробил колонки и не могу теперь слушать мою стереосистему – кажется, это последний альбом Queens of the Stone Age. Он, вроде, двойной или тройной даже? Грандиозный. Я послушал примерно первые десять секунд, и у меня взорвались колонки.

-Поэтому вы нас плохо слышите? (смех)

Гейл: То, из-за чего я вас плохо слышу, было еще задолго до этой пластинки. Я взрывал колонки трижды и заменил их. Кажется, это была последняя запись, что я купил.

- Вы их видели «живьём»?

Гейл: Видел, да. Я их видел, когда с ними пел Марк Ланеган.

- А Дейв Грол?

Гейл: Я видел его с ними один раз. Я их видел один раз когда-то очень давно, и еще раз два года назад.

В: На каком последнем концерте вы были?

Гейл: Пожалуй, я ходил на выступление группы моего приятеля, Electric Flower Group. Вот последняя пластинка, которую я купил, точно.

- Вы смотрели документальный фильм "Город звука"?

Гейл: Я видел куски из него, но еще не видел полностью. Я видел фрагменты, где он рассказывает историю Fleetwood Mac, просто безумную, но целиком фильм я еще не видел.

- Это очень хороший фильм.

Гейл: Да. Последний концерт, что я видел – Дейв Грол тоже там был – это юбилей Битлз. Это было какое-то сумасшествие, всё равно что смотреть шоу, оно то прерывалось, то продолжалось. Да, вот это.

- Вы их раньше видели?

Гейл: Ммм?

- Пола Маккартни и Ринго Старра.

Гейл: А, нет. Нет. Я когда-то видел Джона Ледженда. Я видел Дейва Грола, видел раньше Джо Уолша.

В: И продолжая тему – какую последнюю книгу вы прочли?

Гейл: Я сейчас читаю биографию Честера Хаймса.

- Кого?

Гейл: Честера Хаймса. Перечитывал «Воспоминания эготиста» Стендаля. А кроме этого… (долгая пауза) Я еще перечитывал частями «Смерть Банни Манро». Знаете эту книгу? Ник Кейв, «Смерть Банни Манро»?

- Я пыталась её читать, но…

Гейл: Можно купить запись, как он сам читает эту книгу, всю книгу. Здорово. Сумасшедшая книга.

- Вы знаете книгу, которую он до того написал. Что-то про осла…

Гейл: «И узре ослица Ангела Божия». Да. Она написана очень давно.

- Я пыталась её читать, но… (смеётся)

Гейл: Да, я понимаю.

Ведущая: Нам пора, нас ждёт Рэнди.

Гейл: Рэнди нас ждёт? Он подождёт. (смех) Ну ладно, увидимся, ребята. Спасибо.

- Вам спасибо.